И все же, если посмотреть вглубь проблемы, мы увидим нечто еще более страшное.
На прошлой неделе было цинично и жестоко уничтожено около 500 человек. Хотя СИМ говоят, что детей было около 200, скорее всего они лгут — так же, как лгали о количестве заложников в первые дни. И эта ложь — лишь часть проблемы, потому что манипуляция идет всем.
Всего 3 года назад было взорвано 2 дома в столице. Через месяц это не новость. Всего 2 года назад самолеты таранят башни административного центра крупнейшей ядерной державы. У нас через пару месяцев это тоже не новость, а просто исторчиеский факт. Мы слишком привыкли к трагедиям. Психологи говорят,что это адаптивное качество, присущее психофизической структуре личности русского человека. И это тоже только один мелкий кусоочек правды.
Всего полтора года назад был Норд Ост. В столице был взят в заложники огромный зал, полный людьми. Это в городе, где каждый мент клеится к иностранцам, требуя документы. Было время, когда прогуливаясь с мужем я каждый раз держала в кармане паспорт и свидетельство о браке, так как в противном случае без всякого закона в любой момент нас могли отправитьв самую далекую кутузку и потребовать денег,поскольку мой муж иностранец, а меня вне всяких сомнений приняли бы за проститутку — потому что белая женщина и вьетнамец под ручку понимаются постовыми четко и однозначно. Но это норма жизни, это беззаконие, в которое при рассказах наши зарубежные друзья просто отказываются верить. Здесь это теневой факт — знает тот, кто попал.
Идем дальше.
Взрывы в столичном метро. Трупов для сенсации мало.
Взорваны 2 самолета. Горячая новость, хоть сенсации не получилось. Я не понимаю, как при современном уровне технического досмотра можно пронести бомбу в самолет. Мне пришлось снимать ремень при досмотре, и если бы у меня было хоть на 2 пуговицы больше — пришлось бы снимать и джинсы. Современная мода требует, а самолетный контроль проверяет.
1 сентября я стояла на границе в Шереметьево-1 и отвечала на дебильные вопросы представителя таможенной службы, а 20 блонщинок передо мной прошли примерно за 20 секунд. И хотя 2 недели я жила счастливо и без новостей — одно это наводило на мысль — что-то случилось.
В это время в Беслане брали заложников. Дальше все срабатывало как по нотам, потому что предыдущие трагедии сделали власти мобильнее. Нг не настолько, чтобы быть бдительными.
А теперь конкретнее.
Сегодня все акцентированы на одной трагедии. Но их было много. Остальные забыты. Эта одна просто стала венцом — не больше не меньше. Но система осталась прежней. Этот отвратительный метод — сначала имитировать деятельность, а потом разгребать горы трупов — продолжает быть нормой. Система не претерпела никаких перемен, хотя разговор ведется очень давно. Для ее перемен было мало предшествующих трагедий. Потребовались детские смерти, на меньшее реагировать было труднее, чем просто забыть. Обычному человеку нужна супер-трагедия, чтобы почувствовать — смерть уже в доме. В его доме, у его порога. Те, кто спрашивает — почему вся история шла через войны, могут сейчас получить свой ответ. Потому что на меньшее средний человек не согласен. Он не станет меняться, пока не увидит кошмара, что стучится ему прямо в дом.
Система стоит на конкретных людях и конкретных деньгах. Но у нее есть и еще один столб опоры — это равнодушие и приятие со стороны многих людей, гражданского населения. Это равнодушие, или благодушие, или умение не заметить, или умение приспособиться, а еще желание не брать на себя и как-то пересидеть — вот основа, из-за которой миром движет лишь угроза и смерть. Стадо зебр каждый год кочует по Африке и ежегодно при переходе реки их ждет крокодил. но каждая зебра думает — не меня! Не меня! И все продолжается дальше.
Страшно то, что люди не будут бдительны, социально активны, осознанны, если над ними не будет занесен меч. Мир движется — он не стоит. Если для развития требуется меч — он прибудет. И этот меч ударит в совершенно других людей, потому что сегодня ситуация изменилось и миром правят из СМИ.
Равнодушная и тупая толпа. Ее не сдвинуть и не раскачать. Вот что по-настоящему страшно.
На этом хотела закончить. Но пожалуй добавлю вот что.
Смерть всегда смерть. Она может бытьразной. Трагедия беслана — это жертвы не просто невинных людей. Это не мгновенный разрыв сотен судеб, а их втаптывание и насилие в течение многих часов. Это варварство. Но если бы заложники остались живыми — все утихло бы максимум за неделю, не было бы никакого сбора средств в таких масштабах, как это имеет место сейчас.
Пока они были живы — всем безразличны. За умерших во взорванных самолетах регионы торгуются — за москвича дают сотню тысяч, за жизнь представителя регионов — 50 или 30. Они умерли быстро и незаметно, а в кадре было нечего показать. Вот почему страдание и сострадание сначала копится, как скряга накапливает каждый рубль — а потом выливается все разом, вместо того, чтобы создать эффективную систему действий и противодействий. У меня есть впечатление, что как всегда после безумного плача настанет затишье. Народ успокоится, потому что один раз помог за все тысячи жертв, и следующую тысячу можно не замечать. Это тупость, до которой дойдет только жесткий удар — но изменит людей ненадолго. Это кровь, которая отдается одним разом за много лет, хотя может быть там же, неподалеку, в другом городе Чечни или Осетии, или Ингушетии, годами страдают невинные люди. Это масштаб трагедии одного человека, и это нормально. Это страдание не привлечет ни пожертвований, ни внимания СМИ, ни сочувствия от толпы.
Но это страдание — то же самое. Это оно накапливается, как гроза, оно собирается по кусочкам, чтобы потом молния сверкнула где-то рядом. Это тот же процесс, когда вы игнорируете перемены в теле, пока не вдарит острый апендицит.
Можно было облегчить страдание раньше — но повода для этого нет. А обучение по-прежнему идет на жестоких ошибках, все ждут, пока болезнь обрушится на тело и не станет жестока, ка никогда, чтобы ее нельзя было проигнорировать. Хотя профилактика была бы самым радикальным и лучшим лекарством. Но времена профилактики — это удел развитых обществ и развитых людей. После ошибок нужно двигаться именно в эту сторону.