А у нас детском саду любимая игра была — Политбюро ЦК КПСС называлась. У нас, детишек, уже тогда чувство собственной значимости и правоты проявлялось достаточно ярко.
Как сейчас помню — я был Паномарёвым. Это такой лысенький дядечка с черно-белого портрета и из телевизора. Почему именно им — я уже не помню. Както так сложилось. А Кирилл П. был Брежневым, и я ему завидовал. Еще Кирилл был крепким, рослым и добрым.
Потом я пошел в Школу, рядом с детским садом, и Кирилл учился в том же классе, что и я. Он был отличником, и все таким же крепким, рослым и добрым. Во втором классе ко мне пристал старшеклассник с целью обидеть — схватил меня за нос и пытался сделать сливку. Я от страха сморкнулся ему в руку. С тех пор старшеклассники меня не обижали, и чувство собственной значимости развивалось дальше. Хотя извинений от старшеклассника я не ждал.
После 8 класса Кирилл поступил в физматшколу при МИФИ. Результаты у него были очень хороши. И мне было далеко ездить с Войковской на Каширскую, так что я не расстроился, когда не поступил в нее. Меня не взяли в 9 класс — пришлось переходить в матшколу близко к дому и ездить в нее на автобусе. На каникулах (перед приходом в 9 класс) я участвовал в подготовке школы к занятиям, и выпускники решили нас жизни поучить. Поучили. Я случайно облил их водой из ведра после мойки пола. Чувство собственной значимости во мне было очень велико, но извинений не потребовалось — в таком виде в школу их не пустили, а дальше — забылось. А к Кириллу не приставали — он был умным, добрым, высоким и сильным. Любил ходить в походы. А я — помойки поджигал.
В институтах мы тоже в разных учились — я рядом с домом выбрал, а он мотался на другой конец Москвы. Я начал ходить в тренажерный зал, а Кирилл продолжал ходить в походы. Чувство собственной значимости во мне жило и чувствовало себя прекрасно — я был нелюбимым персонажем отдела режима и раз в пол-года попадал от них в список на отчисление за проявление упрямого отказа от выполнения требований режима...
С тех пор прошло уже больше 10 лет. Я видел Кирилла только один раз — он выходил из проходной Курчатовского института — с взлохмаченными волосами, худой и с болезненным блеском в глазах. Т.к. я купил себе за пару дней до этого часы Лонжин Навигатор, то был горд собой и чувство собственной значимости так и перло из меня.
Кирилла я больше не встречал. Чувство собственной значимости, скорее всего, у меня еще осталось, т.к. я остаюсь асоциальной личностью и не подчиняюсть необоснованным и незаконным требованиям других граждан. Но о своем поведениии в прошлом периодически сожалею: ведь мог я вместо поджигания помоек, питья пива в общаге и катания на мотоцикле вместо лабораторных ходить в походы с Кириллом.
К чему это я написал?
Как здесь отмечалось — возможно, это работа моего подсознания, которое хочет освободиться. А может быть я просто хотел сказать — что не стоит тратить жизнь на ожидание извинений?